Экуменическая Католическая Церковь Христа

1 июня - день св. Иустина Мученика

Подробности

Опубликовано 03.06.2016 05:59

Просмотров: 1109

Иустин Философ и Мученик, память которого Вселенская Церковь празднует 1 июня, примечателен в первую очередь потому, что выработанная им богословская система послужила своего рода нормативом для последующих представителей Александрийской школы, в первую очередь для Климента Александрийского и Оригена. По словам Генри Чедвика (Chadwick, 1966, p. 10), Иустин сконструировал платформу, на которую встали и Климент, и Ориген. Использование греческого философского аппарата (в пределах разумного) для интерпретации библейского откровения (эта традиция идёт ещё от Филона Александрийского) в сочетании с очень внимательным отношением к библейскому тексту и формируемому им контексту (что в наивысшей степени выразится в оригеновской «Гекзапле») – всё это определило основные тренды александрийской богословской мысли, актуализировавшейся в период тринитарных споров IV в., так как выразителями этой традиции были такие непримирие противники, как Арий и Афанасий Александрийский. Этот конфликт был прежде всего спровоцирован разной интерпретацией основных постулатов александрийской школы, но, как мы увидим дальше, Арий остался наиболее верен той традиции, которая восходит непосредственно к Иустину.

Иустин одним из первых предложил своего рода богословский синтез, где предвечный Логос явился Божественным Логосом, говорившим как через библейских пророков, начиная с Моисея, так и через греческих философов, начиная с Сократа, и непостижимым и парадоксальным образом воплотившимся в Иисусе Христе, Искупителе и Спасителе мира. Логос по Иустину является манифестацией Божественного присутствия, а Божественное откровение принимает две формы – откровение Бога в Иисусе Христе и откровение Бога в Писаниях (Just. Dial. Con Tryph. VII.32-34). В Ветхом Завете множество персонажей выполняют роль «прототипов» Христа, и в этом контексте у него часто употребляется слово τύποι со значением «предзнаменования» (в буквальном значении –«отпечатки», «рельефы», иногда – «портреты», см. Liddell H.G., Scott R., Greek-English Lexicon s.v. τύπος). Пророчество Исаии – «се дева примет во чреве и родит» (Ис. 7:14), возглас «Боже мой, Боже мой, почто Ты меня оставил?»  из Псалма 22:1, который повторил Иисус на кресте перед смертью, предостережение из Второзакония «Проклят всякий висящий на дереве» (Втор. 21:22) – все эти «типы» (τύποι) зачастую называются аллегорией, но Иустин предпочитает использовать термин «аналогия». Многие фрагменты, которые, согласно Иустину, предвещают пришествие Христа либо предзнаменовывают определённые ключевые моменты Его жизни, рассматриваются Иустином как предзнаменования «Богоявления» θεοφανία, иначе говоря – манифестации Бога в Иисусе Христе. Согласно Юстину, одним из наиболее несомненных примеров «теофании» является посещение Авраама тремя ангелами (Быт. 18). Юстин обращает внимание, что в этом библейском пассаже первая фигура, явившаяся Аврааму, описывается как человек, как ангел и как Господь. Естественно, трансцендентым Богом этот человек (или некто в образе человека) быть не может, хотя он и наделяется божественными атрибутами. Юстин полагает, что перед нами – именно Божественное Слово или Сын, который впоследствии придёт в мир, воплотившись в образе Иисуса Христа, который теперь является главным объектом христианского поклонения.

Согласно Юстину, Логос является единственным источником пророческого откровения и озарения (“Первая апология», 12) и философского просветления (“Первая апология», 5); Он таится в сокровенной сущности каждого слова и в максимальной полноте проявляется в Иисусе Христе. Герменевтическое раскрытие темы Логоса проявляется в трёх различных темах – в вопросе о производительной, животворящей функции Логоса, в войне Логоса против тёмных сил и в трактовке Логоса греческими философами, в которой Иустин видит предчувствие Логоса христианского. Более того, Иустин даже говорит о влиянии библейского откровения на многие нравственные концепции греческих философов. Точно так же думал и Климент – в частности, он утверждал, что Платон читал библейские книги и якобы под их влиянием он написал свой знаменитый диалог «Тимей» (Dawson, 1992, pp. 189—199).

Таким образом, воплощённый Логос понимается Иустином как инструмент, посредством которого Бог влияет на мир, поскольку в самом мире Бог непосредственно не проявляется. В Первой Апологии проводится идея о том, что существует только один Бог в подлинном смысле этого слова, и это – Бог-Отец, поскольку христиане почитают «истинного Бога Отца, источника справедливости <…>, и воздают почтение Сыну, который произошёл от Отца и обучил нас всему, и воинству благих ангелов, которые следуют Ему и сотворены похожими на Него, и Духу пророческому (Первая апология, 6). Иустин утверждает, что после Бога Отца христиане почитают и любят Его Слово – Логос, Который снизошёл от неизреченного и нерожденного Бога (“Вторая Апология», 13). Также следует отметить, что, среди прочего, Первая Апология содержит одну из архаических доникейских крещальных формул, которая является промежуточным звеном между апостольской формулой крещения (которую мы в точности не знаем, но зато известно, что апостолы крестили во имя Иисуса, см. Деян. 22:16) и формулой, утверждённой в посленикейское время («Во Имя Отца, Сына и Святого Духа»). Эта предлагаемая Иустином крещальная формула содержит краткое исповедание веры: «во Имя Бога Отца, Который есть Господь Вселенной, <…> и во Имя Иисуса Христа, распятого при Понтии Пилате, и во Имя Святого Духа, предрекшего через пророков всё об Иисусе Христе» (Первая Апология, 61). Собеседник Иустина, иудей Трифон, не мог понять, почему христиане наряду с Богом почитают ангелов и вместе с этим претендуют на монотеистический характер своей веры. В своём ответе Иустин говорит о том, что между Отцом и Сыном есть разница “по числу» («Обращаясь к Писаниям, — сказал я, — постараюсь убедить вас, что Тот, Который в Писании представляется являвшимся Аврааму, Иакову и Моисею и называется Богом, есть иной, нежели Бог Творец всего, — иной, разумею, по числу, а не по воле, ибо я утверждаю, что Он делал только то, что сотворившему все Богу, выше Которого нет другого Бога, угодно было, чтоб Он делал и говорил»), однако они сохраняют между собой единство в воле (“Диалог с Трифоном», 56; цитируется по переводу П. Преображенского). Наиболее значимый вывод, который мы можем сделать, заключается в том, что Слово Божие, или Сын, существует как отдельная Личность или Существо. Иустин, равно как и Дионисий Александрийский почти век спустя, приводил аналогию с материальным миром, говоря о произнесении слова и о рождении как о процессе (в том, что касается рождения Сына), где результатом является осознанный акт речи или рождения, и, таким образом, выходит, что именно по воле Бога рождается Сын и изрекается Слово, и единственным источником их бытия является Отец. Однако единство Отца и Сына – это единство воли, достигнутое Сыном. Изреченное слово (λόγος) является результатом мысли и как бы «рождается» от мысли, но в то же время оно неотделимо от мысли и от разума, являющегося причиной (которая также называется по-гречески λόγος), и Сын, полностью повинующийся Отцу, находится в совершенном единстве с Ним.

Избранная библиография:

Chadwick, Henry, Early Christian Thought and the Classical Tradition: Studies in Justin, Clement and Origen. Oxford-New York: Oxford University Press, 1966.

Dawson, David, Allegorical Readers and Cultural Revision in Ancient Alexandria. Berkeley – Los Angeles – Oxford: University of California Press, 1992.

• < Назад
• Вперёд >